Вечерело. Мягко падал густой пушистый снег, фонари заливали улицу мягким жёлтым светом. Умиротворение висело над городом.
В подворотне за мусорным баком тихо умирал уличный пёс, сбитый машиной.
Огромное механическое чудовище вылетело из пелены снегопада и безжалостно швырнуло его на тротуар, сломав позвоночник, рёбра….. Неистово перебирая ещё подвижными передними конечностями, оставляя за собой извилистый кровавый след, пёс приполз сюда, но здесь его покинули последние силы. Голова откинулась на бок, пасть приоткрылась, вывалив язык и обнажив окровавленные клыки. Из глаз катились слёзы вперемешку с кровью, замерзая на морде извилистыми багровыми подтёками. Изредка по его телу пробегала дрожь судороги, но пес был ещё жив.
Вспоминалось ему почему-то беззаботное щенячье детство, его братья и сёстры, с которыми резвились они на опушке подмосковного леса, возле огромной свалки. Визг и неумелое рычание, клубок неуклюжих тел, азарт охоты……
Невдалеке сидела их мать, благосклонно поглядывая на щенячьи забавы. Но нет-нет, а проскакивала в её взгляде тоска. Вот вырастут и станут такими же бродягами как она сама, вечно голодными, всего боящимися.
Вспомнилась молодость, озорная, задорная. Как со стаей таких же хулиганов гоняли котов, дрались за объедки с другими собаками и между собой.
Вспомнилось, как в один из дней подъехала к свалке огромная лакированная машина, из которой, оглушительно гомоня, вывалились люди с блестящими металлическими палками. Воспитанные инстинктом стар и млад метнулись к машине, надеясь подхарчится в очередной мусорной куче, но раздался гром и бежавшие впереди подлетели в воздух, отчаянно взвизгивая и выписывая непонятные кульбиты, покатились по траве, чтобы никогда больше с неё не подняться.
Вспомнилось, как попал в город, где в первый же день его чуть не разорвала стая бродячих, как он сам, но городских псов. Как отлёживался он неделю за этим самым мусорным баком, зализывая раны, а старая толстая дворничиха кормила его объедками, которые приносила из дома….
Мысли текли плавно, переливались в его туманящемся сознании, несли на своих мягких волнах от боли, холода и голода.
По телу пса прошла последняя волна судороги. Глаза остановились, и снежинки, падавшие на них, уже не таяли.
А снег всё шёл, будто стараясь побыстрее укрыть коченеющее тело чистым белым саваном, чтобы хотя бы в смерти старый бродяга нашёл покой
